Упрощенная HTML-версия
15
З
овут меня Эльм Лаврентий Жак Менетрие. Отец мой, Леонар
Менетрие, содержал харчевню на улице Сен-Жак, под вывеской
«Королева Гуселапа», у которой, как известно, ножки были пе-
репончатые, подобно гусиным и утиным.
Вход в харчевню приходился против церкви Святого Бенедик-
та Бетурнейского, между бакалейной торговлей г-жи Жиль, под вы-
веской «Три девственницы», и книжною лавкою г-на Блезо «Образ
святой Екатерины», наподалеку от «Младенца Вакха», решетка ко-
торого, обвитая виноградом, окаймляла угол улицы Веревочников.
Отец очень любил меня, и когда я после ужина лежал в кроватке,
он брал меня за руку, приподымал один за другим мои пальцы, начи-
ная с большого, и говорил:
— Этот заколол, этот ощипал, этот зажарил, этот скушал, а ма-
ленькому Рикики не досталось ничего.
— Подливки, подливки, подливки, — прибавлял он, щекоча мне
ладошку кончиком моего мизинца.
И громко хохотал. Я тоже смеялся, засыпая, и матушка моя гово-
рила, что улыбка не исчезала у меня с губ до самого утра.
Отец мой был честным харчевником и богобоязненным челове-
ком. Поэтому в праздничные дни он шествовал по улицам со зна-
менем цеха харчевников в руках, на котором был красиво вышит
святой Лаврентий с рашпером и золотою пальмовой ветвью.
Он имел обыкновение говорить мне:
— Жако, твоя мать — святая, достойная женщина.
Слова эти он любил повторять. И вправду, матушка каждое вос-
кресенье ходила в церковь с молитвенником, напечатанным круп-
ными буквами, ибо она плохо разбирала мелкую печать, от которой,
как она говорила, у нее глаза лезли на лоб. Отец каждый вечер про-
водил часок-другой в кабачке «Младенец Вакх», куда захаживали бан-
дуристка Жанетта и кружевница Катерина. И всякий раз, когда он
возвращался позже обыкновенного, то растроганным голосом гово-
рил, надевая вязаный колпак: