Упрощенная HTML-версия
31
— Васенька, ну не плачь, ну потерпи, ребеночек, потерпи!
Сейчас, сейчас отпустит.
Истошным голосом кричит кот. У Польки — глаза круглые,
косенка наперед, перевалилась, тянет за рукав Барыбу слабой
своей рукой.
— Уйд-ди, а то самое сапогом так вот и шкрыкну!
Запустит в угол Барыба сапог вместе с котом и доволен, гро-
хочет — громыхает по ухабам телегой.
— — — —
Ужинали рано, в девятом часу. Принесет Полька еду — и от-
сылает ее Чеботариха спать, чтобы глаз не мозолила. Потом вы-
нимает из горки графинчик.
— Выкушайте, Анфимушка, выкушайте еще рюмочку.
Молча пьют. Тоненько пищит и коптит лампа. Долго никто
не видит.
«Коптит. Сказать бы?» — думает Барыба.
Но не повернуть тонущие мысли, не выговорить.
Чеботариха подливает ему и себе. Под тухнущим светом лам-
пы — в одно тусклое пятно стирается у ней все лицо. И виден,
и кричит только один жадный рот — красная мокрая дыра. Все
лицо — один рот. И все ближе к Барыбе запах ее потного, липко-
го тела.
Долго, медленно умирает в тоске лампа. Черный снег копоти
летает в столовой. Смрад.
А в спальне — лампадка, мельканье фольговых риз. Раскры-
та кровать, и на коврике возле бьет Чеботариха поклоны.
И знает Барыба: чем больше поклонов, чем ярее замаливает
она грехи, тем дольше будет мучить его ночью.
«Забиться бы куда-нибудь, залезть в какую-нибудь щель тара-
каном…»
Но некуда: двери замкнуты, окно запечатано тьмой.
— — — —