Упрощенная HTML-версия
30
В
эту ночь, в ночь Епифании и в девятнадцатую годовщину мое-
го рождения, в то время как с неба, вместе с мокрым снегом,
струилась холодная, до костей пронизывающая сырость и от
порывов ледяного ветра скрипела вывеска «Королевы Гуселапы»,
в лавке горел яркий огонь, благоухающий гусиным жиром, и супни-
ца дымилась на покрытом белой скатертью столе, вокруг которого
сидели г-н Жером Куаньяр, отец мой и я. Матушка моя, по обыкно-
вению, стояла за стулом хозяина дома, готовясь ему прислуживать.
Он уже наполнил миску аббата, как дверь распахнулась и мы увиде-
ли брата Ангела, очень бледного, с красным носом и мокрой боро-
дой. Мой отец от изумления поднял разливную ложку чуть ли не до
закоптелых балок потолка.
Легко было понять удивление моего отца. Брат Ангел, исчез-
нувший впервые, после избиения хромого ножовщика, на шесть
месяцев, с тех пор не подавал о себе вестей в течение целых двух
лет. Как-то весною он ушел из города с ослом, нагруженным релик-
виями, и — что хуже всего — в обществе Катерины, нарядившейся
монашенкою. Неизвестно было, что с ними стало, но в «Младенце
Вакхе» передавали слух, будто братец и сестрица имели неприятно-
сти с официалом между Туром и Орлеаном, а сверх того, викарий
Святого Бенедикта на всех перекрестках кричал, что прощелыга-
капуцин украл у него осла.
— Как, — воскликнул мой отец, — этого мошенника не упрятали
в подземелье? Нет больше правосудия в королевстве!
Но брат Ангел прочел Benedicite* и осенил супницу крестным
знамением.
— Ну-ну, — продолжал отец мой, — нечего дурака валять, смирен-
ный инок! И признайтесь, что в монастырской тюрьме вы провели
по меньшей мере год из тех двух лет, что не видно было в приходе
* Благословите (
лат
.).