Упрощенная HTML-версия
29
ГЛАВА I I I
ни в чем не повинную ветку вереска; оборванные цветы и листья
уже усеяли пол; руки ее, обнаженные до локтя, покрытые загаром,
но словно скопированные с рук Венеры Арльской, дрожали от волне-
ния, а легкой ножкой с высоким подъемом она нетерпеливо посту-
кивала по полу, так что можно было видеть ее стройные, изящные
икры, обтянутые красным чулком с серыми и синими стрелками.
В трех шагах от нее, покачиваясь на стуле и опершись локтем на
старый комод, статный молодец лет двадцати — двадцати двух смот-
рел на нее с беспокойством и досадой; в его глазах был вопрос, но
твердый и упорный взгляд девушки укрощал собеседника.
— Послушай, Мерседес, — говорил молодой человек, — скоро
Пасха, самое время сыграть свадьбу... Ответь же мне!
— Я тебе уже сто раз отвечала, Фернан, и ты сам себе враг, если
опять спрашиваешь меня.
— Ну, так повтори еще, умоляю тебя, повтори еще, чтобы я мог
поверить. Скажи мне в сотый раз, что отвергаешь мою любовь, ко-
торую благословила твоя мать; заставь меня понять, что ты игра-
ешь моим счастьем, что моя жизнь или смерть для тебя — ничто!
Боже мой! Десять лет мечтать о том, чтобы стать твоим мужем,
Мерседес, и потерять эту надежду, которая была единственной це-
лью моей жизни!
— По крайней мере, не я поддерживала в тебе эту надежду, —
отвечала Мерседес, — ты не можешь меня упрекнуть, что я когда-
нибудь завлекала тебя. Я всегда говорила тебе: я люблю тебя, как
брата, но никогда не требуй от меня ничего, кроме этой братской
дружбы, потому что сердце мое отдано другому. Разве я не говорила
тебе этого, Фернан?
— Знаю, знаю, Мерседес, — прервал молодой человек. — Да, ты
всегда была со мной до жестокости прямодушна, но ты забываешь,
что для каталанцев брак только между своими — священный закон.
— Ты ошибаешься, Фернан, это не закон, а просто обычай,
только и всего, — и верь мне, тебе не стоит ссылаться на этот обы-
чай. Ты вытянул жребий, Фернан. Если ты еще на свободе, то это
просто поблажка; не сегодня, так завтра тебя могут призвать на
службу. А когда ты поступишь в солдаты, что ты станешь делать
с бедной сиротой, горемычной, без денег, у которой нет ничего,
кроме развалившейся хижины, где висят старые сети — жалкое
наследство, оставленное моим отцом матери, а матерью — мне?