Упрощенная HTML-версия
13
ВВЕДЕНИЕ
цати пяти, маленький и тщедушный. Одет был всегда весьма
чисто, по-европейски. Если вы с ним заговаривали, то он смот-
рел на вас чрезвычайно пристально и внимательно, с строгой
вежливостью выслушивая каждое слово ваше, как будто в него
вдумываясь, как будто вы вопросом вашим задали ему задачу
или хотите выпытать у него какую-нибудь тайну, и, наконец,
отвечал ясно и коротко, но до того взвешивая каждое слово
своего ответа, что вам вдруг становилось отчего-то неловко и
вы, наконец, сами радовались окончанию разговора. Я тогда
же расспросил о нем Ивана Иваныча и узнал, что Горянчиков
живет безукоризненноинравственноичтоиначеИванИваныч
не пригласил бы его для дочерей своих; но что он страшный
нелюдим, ото всех прячется, чрезвычайно учен, много читает,
но говорит весьма мало и что вообще с ним довольно трудно
разговориться. Иные утверждали, что он положительно сумас-
шедший, хотя и находили, что, в сущности, это еще не такой
важный недостаток, что многие из почетных членов города
готовы всячески обласкать Александра Петровича, что он мог
быдаже быть полезным, писать просьбыипроч. Полагали, что у
него должна быть порядочная родня в России, может быть даже
и не последние люди, но знали, что он с самой ссылки упорно
пресек с ними всякие сношения, — одним словом, вредит себе.
К тому же у нас все знали его историю, знали, что он убил жену
свою еще в первый год своего супружества, убил из ревности
и сам донес на себя (что весьма облегчило его наказание). На
такие же преступления всегда смотрят как на несчастия и сожа-
леют о них. Но, несмотря на все это, чудак упорно сторонился
от всех и являлся в людях только давать уроки.
Я сначала не обращал на него особенного внимания, но, сам
не знаю почему, он мало-помалу начал интересовать меня. В
нем было что-то загадочное. Разговориться не было с ним ни
малейшей возможности. Конечно, на вопросы мои он всегда
отвечал и даже с таким видом, как будто считал это своею