Упрощенная HTML-версия
34
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Но люди из его города, которые должны были знать все подроб-
ности его истории, рассказывали мне всё его дело. Факты были
до того ясны, что невозможно было не верить.
Арестанты слышали, как он кричал однажды ночью во сне:
«Держи его, держи! Голову-то ему руби, голову, голову!..»
Арестанты почти все говорили ночью и бредили. Ругатель-
ства, воровские слова, ножи, топоры чаще всего приходили им
в бреду на язык. «Мы народ битый, — говорили они, — у нас нут-
ро отбитое, оттого и кричим по ночам».
Казенная каторжная крепостная работа была не занятием,
а обязанностью: арестант отработывал свой урок или отбывал
законные часы работы и шел в острог. На работу смотрели с не-
навистью. Без своего особого, собственного занятия, которо-
му бы он предан был всем умом, всем расчетом своим, человек
в остроге не мог бы жить. Да и каким способом весь этот народ,
развитой, сильно поживший и желавший жить, насильно сведен-
ный сюда в одну кучу, насильно оторванный от общества и от
нормальной жизни, мог бы ужиться здесь нормально и правиль-
но, своей волей и охотой? От одной праздности здесь развились
бы в нем такие преступные свойства, о которых он прежде не
имел и понятия. Без труда и без законной, нормальной собствен-
ности человек не может жить, развращается, обращается в зверя.
И потому каждый в остроге, вследствие естественной потребно-
сти и какого-то чувства самосохранения, имел свое мастерство и
занятие. Длинный летний день почти весь наполнялся казенной
работой; в короткую ночь едва было время выспаться. Но зимой
арестант, по положению, как только смеркалось, уже должен
быть заперт в остроге. Что же делать в длинные, скучные часы
зимнего вечера? И потому почти каждая казарма, несмотря на
запрет, обращалась в огромную мастерскую. Собственно труд,
занятие не запрещались; но строго запрещалось иметь при себе,
в остроге, инструменты, а без этого невозможна была работа.
Но работали тихонько, и, кажется, начальство в иных случаях